Седьмой Любавический Ребе, Менахем Мендел Шнеерсон

Любавический Ребе, раби Менахем-Мендел Шнеерсон (1902-1994), считается наиболее феноменальным еврейским духовным лидером и мыслителем современной эпохи. Сотни томов опубликованных трудов, тысячи посланников по всему миру, несущих свет его учения, сотни тысяч последователей, миллионы сторонников и почитателей, для которых он был и остается Ребе — Учитель, Наставник, Лидер и пример для подражания. Человек, чьими усилиями всколыхнулась совесть поколения, и началось духовное пробуждение евреев.

Ребе родился 11 Нисана 5662 года (18 апреля 1902) в городе Николаеве. Его отец раби Леви-Ицхак Шнеерсон был одним из известнейших раввинов России того времени. Ученый, обладающий глубокими знаниями в Талмуде, еврейском законе, хасидской мысли, стал непримиримым противником новых ценностей, насаждаемых большевиками. Его жена Хана, дочь николаевского раввина Меера-Шлоймо Яновского, была единомышленницей и верным другом своего мужа.
Мальчика, первого ребенка в семье, назвали в честь прадедушки, раби Менахема-Мендела, Третьего Любавического Ребе, широко известного в еврейских кругах своим галахическим трудом «Цемах цедек». Знаменитый родственник отца Любавический Ребе раби Рашаб снабдил родителей ребенка серией указаний. Например, мать совершала ритуальные омовения рук «нетилат ядаим» перед каждым кормлением младенца.

Когда Менахему-Менделу было пять лет, родители вынуждены были забрать его из хедера в связи с его необычайными успехами в учебе и нанять ему учителей для индивидуальных занятий. Учитель из хедера был уверен, что «этот ребенок родился быть великим».

У Менахема-Мендела было два брата — Дов-Бер и Исроэл-Арье-Лейб. Судьба Дов-Бера оказалась трагичной. С детства у него были серьезные проблемы со здоровьем, и большую часть времени юноша проводил в больницах. Когда же раби Леви-Ицхак был арестован и сослан в Казахстан, где Дов-Бер не мог получать необходимую медицинскую помощь, да и дорога для него представлялась слишком трудной, было решено, что он останется в Днепропетровске. Во время войны он разделил судьбу миллионов евреев — был расстрелян фашистами. Что касается Исроэла-Арье-Лейба, то ему суждено было стать ученым, математиком. Вскоре после революции он уехал в Палестину, а затем переехал в Англию и прожил там до конца жизни.

В многочисленных воспоминаниях о детстве Ребе обращает на себя внимание одна деталь — отсутствие сведений о детских играх. Мальчик не игрался, он учился. Многие гордятся тем, что были с ним знакомы, но никто не решится назвать себя его другом. По-видимому, у него не было друзей: для детей он был слишком умен, для взрослых — мал. Отец рано понял, что его сын не сможет быть простым «иешива-бохер», студентом иешивы. Мальчику было девять лет, когда он послал свои изыскания в еврейской юрисдикции в детскую газету «Ах», которая выходила тогда в Любавичах. Сочинение вундеркинда опубликовали.

Его интересовала не только Тора, но и светские науки. Отец разрешил ему изучать науки в свободное от изучения Торы время, которое занимало у него 18 часов в день. Тем не менее маленький Менахем-Мендел в течение шести месяцев экстерном закончил местную гимназию, получив золотую медаль и государственный аттестат.
В 1923 году молодой человек отправился в Ростов на, вероятно, самую важную встречу в своей жизни. Он поехал познакомиться с раби Йосефом-Ицхаком Шнеерсоном, Любавическим Ребе. В 1927 году вместе с семьей Ребе он покинул Россию, а в 1929-м в Варшаве женился на дочери Ребе Хае-Мусе. Из Варшавы молодожены переехали в Берлин.

Следующий период жизни Ребе представляется наименее освещенным биографами. Сначала это учеба в берлинском университете — до 1933 года. С приходом в Германии к власти нацистов студент Шнеерсон вынужден покинуть Гейдельбергский университет, где он изучал математику и одновременно философию. Его бывший тогда соученик, впоследствии знаменитый раввин Йосеф-Дов Соловейчик вспоминает: «Это был не обычный студент. Я сразу обратил на него внимание. Молодой человек с бородой все время на лекциях читал какую-то маленькую книгу на иврите. Вскоре я узнал, что этот студент — зять Любавического Ребе».

В 1933 году супруги переехали из Германии во Францию, в Париж. Учеба продолжалась в Сорбонне, на факультете судостроения, здесь он и получил диплом.

В 1941 году чете Шнеерсонов удалось бежать из оккупированной Франции в США, к тому времени там уже обосновался Ребе раби Йосеф-Ицхак.

В Америке раби Менахем-Мендел рассчитывал заниматься своей профессиональной деятельностью, судостроением. Некоторое время он работал на военной базе, принимал участие в конструировании кораблей и подводных лодок. Секретарь Ребе рассказывает, что до конца жизни Ребе получал причитающиеся ему выплаты за нововведения в области судостроения. Но знаменитый тесть настоял на том, чтобы его зять возглавил две крупнейшие любавические организации — Мерказ Леиньяней Хинух, штаб образовательных учреждений ХаБаДа, благотворительную организацию Махане Исраэль и издательство Кегот.

После смерти в 1950 году шестого Любавического Ребе раби Йосефа-Ицхака Шнеерсона, естественно, встал вопрос о его преемнике. Перед хасидами стоял выбор между двумя зятьями Ребе. Раби Шмарья Гурарий, муж старшей дочери, возглавлял любавическую иешиву. Он провел все годы рядом с тестем и готов был стать его продолжателем. Раби Менахем-Мендел, напротив, не стремился возложить на себя столь большую ответственность. Кроме того, он представлял новое поколение: выпускник Сорбонны, ученый, владеющий несколькими европейскими языками. Ребе Йосеф-Ицхак не оставил по этому поводу четких указаний. Правда, несколько раз он намекал, что в качестве своего преемника предпочел бы младшего зятя.

Будущий Ребе был категорически против предложения занять место тестя. Он даже как-то в сердцах сказал досаждающим ему хасидам, что вынужден будет уехать в неизвестном направлении, чтобы избавиться от «абсурдных предложений». Но в одном он не мог отказать евреям — в совете и поддержке. И к нему, и к старшему зятю стекались хасиды с вопросами и просьбами. Это стало хорошим экзаменом для претендентов, хотя, как уже отмечалось, один из них им не был. После очередного совета Ребе раби Шмарья заявил, что сам хочет стать хасидом шурина и просит его принять на себя обязанности Ребе. Но и этого Ребе было недостаточно. Так или иначе, в первую годовщину со дня ухода Ребе раби Йосефа-Ицхака из этого мира его младший зять фактически стал новым Ребе.

За время своего руководства раби Менахему-Менделу Шнеерсону удалось приблизить к еврейству больше людей, чем всем религиозным руководителям нынешнего поколения вместе взятым. Его методы были совершенно новаторскими, ранее невиданными в еврейских организациях. Ребе использовал, кажется, все возможности, технологии, прессу, общественное влияние, чтобы добиться того, чего он добился. Обескровленное, казалось, умирающее хасидское движение превратилось в мощную силу, влияние которой ощущают миллионы людей. Ребе построил невиданную сеть филиалов ХаБаДа во всем мире. Тысячи его последователей разъехались во все уголки земли, и, как выразился один из крупнейших израильских раввинов: «Куда бы вы ни приехали, вы встретите две вещи — кока-колу и ХаБаД. И даже там, где нет кока-колы, есть ХаБаД».

Многих всегда интересовало, почему Ребе не переезжает жить в Израиль. Этот вопрос был очевиден в связи с тем, что любовь Ребе к стране Израиля, его постоянный интерес к происходящим там событиям были общеизвестны.

Этот вопрос задавали не раз и самому Ребе. Однажды он ответил так: «Я знаю, некоторые говорят, что нетрудно, сидя на Истерн-парквей, рассуждать о единстве Иерусалима. Но у каждого еврея есть удел на земле Израиля. Как говорил раби Иегуда А-леви: «Я на западе, а сердце мое на востоке». Вся наша вера связана со страной Израиля. Другой вопрос, почему не все отправляются туда жить. Но этот вопрос не имеет никакого отношения к первому, ведь не раз и не два израильтяне приходят к нам, евреям диаспоры, и просят помочь решить какие-то вопросы с таким-то сенатором или повлиять на такого-то правительственного чиновника, чтобы он стал лучше относиться к Государству Израиль». «Если к нам приходит тот или иной хасид и просит разрешения уехать в Израиль и при этом он не занимает никакой должности ни в сфере образования и не является действующим раввином, мы говорим ему: «Езжай» и благословляем его пожеланием хорошего устройства. Но проблема начинается тогда, когда ехать хотят люди, на плечах которых существуют еврейские общины диаспоры, и очевидно, что с их отъездом все развалится. Тогда мы ему говорим: «Бери пример с капитана корабля в штормящем море. Он не может, не имеет права покинуть корабль, пока его не покинут все пассажиры» …

Ребе был последовательным противником передачи территорий «в обмен на мир». Во время переговоров накануне подписания мирного соглашения между Израилем и Египтом Менахем Бегин, тогда премьер-министр еврейского государства, получил аудиенцию у Ребе. Ребе ему сказал: «Еврей должен однозначно и четко заявлять о правах еврейского народа на святую землю, что это право основано на Б-жественной Торе, в которую верят и народы мира».

После подписания договора Ребе не скрывал своего разочарования: «Сколько можно повторять одни и те же ошибки? У меня не возникает никаких сомнений в необходимости поиска мирного решения, однако я уверен и в том, что путь уступок не есть путь мира».

Ребе добивался того, чтобы в Израиле существовали максимальные льготы для многодетных семей. «Страна, которая выкладывает десятки тысяч долларов на каждого репатрианта, не может не поддерживать программы увеличения рождаемости у жителей Израиля».

Если попытаться в нескольких словах описать главное послание Ребе миру, наверное, это будет ответственность еврейского народа за каждого еврея. Кем бы он ни был и в каком бы духовном состоянии ни находился. Нет такого, о ком можно было бы сказать, что он «ноль», «фарфален», «пропащий». Мы не имеем права оставить без внимания ни одного человека. Именно для этого Ребе построил империю ХаБаДа, посылая своих эмиссаров даже в такие места, где было всего несколько евреев.

Мы гордимся, что Реббе провел свое детство и юность в нашем городе, Екатеринославе — Днепропетровске, где его отец был равином. Неоднократно реббе очень тепло называл Днепропетровск — “Мой город”.