Накануне каждого 9 мая мы вновь и вновь вспоминаем о том, какой огромной, непомерной ценой досталась нам Победа, вновь и вновь вспоминаем ее героические и трагические страницы, многие из которых нам знакомы с детства, со школьных лет, по книгам, теле и кинофильмам. Но часто с годами оказывается, что многое было не совсем так. Или совсем не так.
Историки и журналисты снова и снова убеждаются в том, как трудно, через толщу легенд и мифов, а иногда и заведомой лжи, дойти до правды, до подлинной истории – ведь какой бы сложной, а порой и горькой она не была, только она и есть твердой основой для будущего. Вот и сейчас приоткрывается нам еще один фрагмент правды – о том герое, совершившем подвиг, который до сих пор называли подвигом Гастелло, и эта правда пробивается сквозь все памятники, книги, учебники и даже вполне официальные документы. Как не скрывали этот факт коммунисты, а приходится признать, что первым воздушный таран наземной цели совершил еврей, старший лейтенант Исаак Пресайзен.
Михаил Нордштейн из города Крефельд, что в немецкой земле Северный Рейн – Вестфалия, свою статью-исследование, об этом известном эпизоде начального этапа советско-германской войны, назвал жестко – «Украденный подвиг».
Украденный подвиг
Михаил Нордштейн, Крефельд, Германия
Сотворение легенды
Начнем с фактов.
5 июля 1941-го в вечерней сводке Совинформбюро сообщалось: «Героический подвиг совершил командир эскадрильи капитан Гастело. Снаряд вражеской зенитки попал в бензиновый бак его самолета. Бесстрашный командир направил охваченный пламенем самолет на скопление автомашин и бензиновых цистерн противника. Десятки германских машин и цистерн взорвались вместе с самолетом героя».
Как видим, подробностей подвига мало. Что за самолет – истребитель, бомбардировщик – неясно. Нет даты события. Нет даже имени летчика, а в фамилии пропущена буква. В подготовке публикации чувствуется спешка.
10 июля в «Правде» появляется очерк П.Павленко и П.Крылова «Капитан Гастелло». Здесь уже есть имя-отчество – Николай Францевич, – в фамилию вставлена пропущенная буква, сообщаются и некоторые биографические данные (вместе с отцом работал на одном из московских заводов, уже летчиком участвовал в боях на реке Халхин-Гол и в финской кампании, с первого дня Великой Отечественной отважно сражался). Что же касается самого тарана, – не более того, что сказано в сводке Совинформбюро. Вместо подробностей – риторический пафос. А дата события обозначена 3 июля. Видимо, авторы очерка за его основу взяли ту же сводку: коль она от 5 июля, то таран, рассудили они, произошел двумя днями раньше. Вскоре дата официально поменяется: самолет капитана Николая Гастелло не вернулся с боевого задания 26 июня 41-го.
Но кто тогда обращал внимания на даты! Для читателей – это всего лишь деталь, главное — что совершил названный летчик. Очерк в главной газете страны имел большой резонанс. Первый огненный таран с начала войны, ярчайший пример самопожертвования во имя будущей Победы. Конечно же, такой подвиг на фоне невеселых, можно сказать, удручающих сводок с фронтов, перемещающихся под ударами немецких танковых клиньев c каждым днем на восток, ого, как впечатлял! Его уже широко использовала советская пропаганда. Однако заметим: Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении капитану Гастелло звания Героя Советского Союза состоялся лишь 26 июля 41-го. Почему такая пауза?
Об этом несколько ниже.
А теперь обратимся к наградному листу, подписанному командиром 207-го дальне-бомбардировочного авиационного полка капитаном Лобановым и полковым комиссаром Кузнецовым. «26 июня капитан Гастелло с экипажем – Бурденюк, Скоробогатый и Калинин – повел звено ДБ-3 бомбить зарвавшихся фашистов по дороге Молодечно – Радошковичи. У Радошковичи показалась вереница танков противника. Звено Гастелло, сбросив бомбы на груду скопившихся на заправку горючим танков и расстреливая из пулеметов экипажи фашистских машин, стало уходить от цели. В это время фашистский снаряд догнал машину капитана Гастелло. Получив прямое попадание, объятый пламенем, самолет не мог уйти на свою базу, но в этот тяжелый момент капитан Гастелло и его мужественный экипаж были заняты мыслью не допустить врага на родную землю.
По наблюдению старшего лейтенанта Воробьева и лейтенанта Рыбаса, они видели, как как капитан Гастелло развернулся на горящем самолете и повел его в самую гущу танков. Столб огня объял пламенем танки и фашистские экипажи…».
Если в вечерней сводке Совинформбюро от 5 июля и очерке П.Павленко – П.Крылова сказано, что Гастелло атаковал «скопление автомашин и бензиновых цистерн противника», то в наградном листе – уже танки. Раз уж названы очевидцы произошедшего, которые якобы видели, как все это произошло, то вполне резонны вопросы: почему такой разнобой в их свидетельствах? Так все-таки целью тарана были автомашины с цистернами или танки? Спутать одно с другим опытным летчикам-бомбардирам – маловероятно. Если вначале назвали одно, а через какое-то время другое, то можно ли им верить как свидетелям? Взяв курс на свой аэродром, достаточно ли хорошо видели, что объятый пламенем самолет Гастелло врезался именно в скопление вражеской техники?
Усомниться в этом побудил «Список безвозвратных потерь начальствующего и рядового состава 42-й авиадивизии с 22.06. по 28.06. 41 г.» за подписью начальника отдела строевой части старшины Бокия. Там перечислен поименно экипаж Гастелло. В строке «Примечания» значится: «Один человек из этого экипажа выпрыгнул с парашютом, кто — неизвестно».
Откуда взялась эта запись по свежим следам событий? Не со слов ли тех же Воробьева и Рыбаса? Увидеть в небе парашют они вполне могли. Но тогда почему, в документе этот факт есть, а вот о самом главном – об «огненном таране» – ни слова? Как же при этом не усомниться: а был ли таковой?
Пройдут годы и жители деревни Мацки, возле которой 26 июня 41-го упал горящий советский бомбардировщик, примечание в архивном документе подтвердят, дополнив подробностями: самолет упал на краю болота (примерно около двух километров от шоссе Молодечно – Радошковичи). С крыла самолета выпрыгнул с парашютом летчик. Когда приземлился, к нему на машине подъехали немцы и пленили.
С крыла ДБ-3 мог выпрыгнуть только пилот. Значит, это был Гастелло? А как же экипаж? Спасая свою жизнь, бросил его на погибель? На все эти вопросы однозначно ответить теперь невозможно. Не исключено, что экипаж уже погиб, и пилот решил использовать последний шанс.
Дальнейшая его судьба неизвестна. Скорее всего, был расстрелян, как гитлеровцы обычно поступали в первые недели войны со взятыми в плен советскими летчиками.
На месте гибели бомбардировщика местные жители нашли полуистлевшую гимнастерку, а в ней – не отправленное письмо на имя Скоробогатой (по-видимому, жена лейтенанта Скоробогатова), а также медальон с инициалами «А.А.К» (сержант Алексей Александрович Калинин). И, наконец, еще одно подтверждение, что это самолет Гастелло: обломок с биркой от двигателя с серийным номером 87844 – именно такой номер был на его самолете. Что же касается самого пилота – никаких материальных следов его.
Да, все сошлось. Очень похоже, что он в последний момент выпрыгнул с парашютом.
Теперь понятно, почему понадобился месяц, чтобы раскрутить «героический подвиг» капитана Гастелло. Довольно невнятные, без каких-либо подробностей, рапорты Воробьева и Рыбаса, по всей видимости, не давали оснований командованию и полка, и дивизии усмотреть таковой в происшедшем. Дивизия несла большие потери: самолеты вынуждены были вылетать на очередную бомбежку без сопровождения истребителей, значительная часть которых погибла на аэродромах в первые же часы войны. А начальство требовало результат, который хоть как-то оправдывал бы потери. Возможно, в той нервной сумятице и сработали рапорты двух названных летчиков. Уходя после бомбежки, видели столб дыма от упавшего самолета Гастелло? Ага, вот она зацепка. А что, если представить его гибель, как огненный таран? И «наверх» пошло донесение. А дальше, как уже говорилось, вечерняя сводка о «героическом подвиге», очерк в «Правде»… И пошло-поехало. Не исключено, что Воробьева и Рыбаса заставили переделать рапорты.
Других сколько-нибудь убедительных свидетельств – был таран или не был – не оказалось. Воробьев и Рыбас погибли в том же 41-м. Рапорты исчезли. Остались только упоминания о них. Вскоре из-за больших потерь 207-й ДБАП был расформирован, большинство его документов утрачено.
А слава о «героическом подвиге» теперь уже Героя Советского Союза Николая Гастелло продолжала греметь по стране. Причем, только его одного. Об экипаже – полное молчание. В 1947-м драматург Исидор Шток написал пьесу «Гастелло», в которой герой совершил свой «огненный таран» в одиночку – на истребителе. И только в 1958-м официально вспомнили о его подчиненных: посмертно наградили орденом Отечественной войны 1 степени штурмана лейтенанта Анатолия Бурденюка, стрелка-радиста сержанта Алексея Калинина и нижнего люкового стрелка, адъютанта эскадрильи лейтенанта Григория Скоробогатова. Но в официальной пропаганде упоминали их редко. Зато Гастелло возвели в ранг национального героя. Его именем назвали десятки улиц, фабрик, шахт, заводов, пионерских дружин, в Уфе – стадион, в Хабаровске – сквер, в поселке Зеленое Минской области – детский оздоровительный лагерь – перечислять тут можно долго.
Таранов не совершили, но Героев получили
Накануне 10-летия «огненного тарана» решено было торжественно перезахоронить останки экипажа Гастелло. Жители деревни Декшняны тогда еще хорошо помнили, куда упал горящий самолет и показали то место – в 170 -180 метрах от шоссе. О том, что это действительно был «огненный таран» немецкой бронетехники, никто из селян не говорил, потому как 26 июня 1941-го такого не видели. А высказывать какие-либо сомнения в этом таране в то время было опасно. Эксгумацией руководил военком Радошковичей подполковник Котельников. Предполагаемую могилу раскопали. Нашли полуистлевшую планшетку с бумагами… полкового сослуживца Гастелло командира эскадрильи капитана Александра Маслова и в пластмассовом патроне – медальон стрелка-радиста младшего сержанта Григория Реутова. Экипаж Маслова вылетел на бомбежку вместе с Гастелло и считался без вести пропавшим.
Можно себе представить смятение подполковника Котельникова. Так что же получается: таран совершил не Гастелло, а Маслов?
Подполковник обратился за указаниями в райком, оттуда ушел запрос еще выше. Ответ поступил весьма категоричный: ничего не менять, принадлежность находок засекретить.
Вот так! Коль «подвиг капитана Гастелло» утвержден на самом «верху», и слава о нем разнеслась по стране, — никакого обратного хода!
Останки экипажа Маслова без огласки перезахоронили сначала в сквере Радошковичей, а затем на кладбище. Фрагменты бомбардировщика отправили в музеи страны – приписав их к самолету Гастелло. В центре Радошковичей ему поставили бронзовый памятник, а затем на месте гибели самолета Маслова – стеллу высотой 9 метров с бюстом наверху… опять же Гастелло.
Все эти «нюансы» открылись в 1990-е годы в пору объявленной гласности. В 1992-м после публикаций в СМИ о находках при эксгумации останков экипажа упавшего возле деревни Декшняны бомбардировщика капитан Александр Маслов, штурман лейтенант Владимир Балашов, основной стрелок-радист младший сержант Григорий Реутов и нижний (люковый) стрелок Бахтурас Бейскбаев были посмертно награждены орденами Отечественной войны 1 степени. А в 1996-м указом президента Ельцина всем четверым присвоили звания Героев России.
Это впечатляло. Дескать, наконец-то победила справедливость! Но указ указом, а убедительных доказательств «огненного тарана» и этого экипажа, как не было, так и не появилось. Зато возникли новые вопросы. Место падения самолета, как уже упомянуто, – в 170 -180 метрах от шоссе. Что за цель там была?
Поборник этой версии майор в отставке Эдуард Харитонов в публикации «Тайна двух капитанов» («Московский комсомолец» 2001) утверждал: зенитная батарея. После того, как экипаж успешно отбомбился, но бомбардировщик был подожжен, командир экипажа решил расправиться с этой батареей и направил на нее свой самолет. Но из каких источников автор заключил, что так было? Стационарные зенитные батареи, как правило, прикрывали аэродромы, штабы, склады и другие важные объекты. Так чем тогда привлекла немцев деревня Декшняны для того, чтобы установить возле нее зенитные орудия? Э.Харитонов об этом умалчивает. А между тем известно: на марше немцы вполне обходились мобильными зенитными установками. В первые дни войны их наступление было настолько стремительным (70 — 80 км. в сутки!), что не было никакой необходимости в первых эшелонах тащить на тягачах зенитные орудия по дорогам и без того забитым боевой техникой. Подгонка «деталей» под выбранную версию видна и в публикации накануне Дня Победы в том же «Московском комсомольце» (2002) Кирилла Экономова «Искушение «св. Эдуарда». Утверждение Э.Харитонова о таране зенитной батареи самолетом Маслова он решительно опровергает, но тут же протаптывает другую дорожку к «бессмертному подвигу», возвращая его Гастелло. Да, соглашается К.Экономов, его самолет, действительно, упал на краю болота возле деревни Мацки. Но тому есть объяснение: отбомбившись на шоссе, обнаружил на проселочной дороге вражескую автоколонну. Атаковал, много машин было расстреляно из пулеметов, но самолет от зенитного огня загорелся. И тогда Гастелло решил направить его к деревне Мацки, где скопилось много немецкой техники. Однако горящий самолет до нее не дотянул и рухнул у болота.
Если так, то опять же вопросы: а кто из местных жителей это подтвердил и почему тогда экипаж бомбардировщика старшего лейтенанта Воробьева, летевшего, как утверждалось, в одном звене с Гастелло, ни автоколонну, ни скопление техники в деревне не видел? И опять же, как тогда понимать уже упомянутый архивный документ – «список безвозвратных потерь начальствующего и рядового состава 42-й авиадивизии», в котором отмечается: один из членов экипажа Гастелло выпрыгнул с парашютом?
Не слишком ли много нестыковок?
В полемике на «гастелловскую тему» активное участие принял и сын Николая Францевича полковник в отставке Виктор Гастелло. На какие-то убедительные доказательства не опирался. Уповал лишь на «свидетельства» сослуживцев отца старшего лейтенанта Воробьева и лейтенанта Рыбаса – с них все и началось. Их письменных свидетельств он, разумеется, не видел, но в своих многочисленных публикациях непреклонен: подвиг капитана Гастелло уже вошел в Историю, так что нечего!.. Одну из своих статей так и назвал: «Оставьте героев в покое!».
Звучит пафосно. Только где же правда в том пафосе?
Весьма характерно: в этой полемике ни один из ее участников даже не упомянул подлинного автора именно того подвига, который столь высоко вознесен.
А истинный герой так и остался без высшей награды
То, что именно он это совершил, не нуждается ни в каком домысливании.
Из биографической справки:
Пресайзен Исаак Зилович (Зиновьевич) – уроженец г. Проскурова (ныне г. Хмельницкий). Работал формовщиком литейного цеха на заводе «Красный партизан». Был направлен на рабфак Ленинградского завода «Электроаппарат». На заводе трудился по прежней специальности. В 1932-м по спецнабору призван в авиацию. В 1934-м успешно окончил высшую школу летчиков в г. Энгельсе. Служил в Белоруссии. В боях с немецко-фашистскими захватчиками с первых часов войны.
Из наградного листа:
«Товарищ Пресайзен возглавлял боевую работу эскадрильи, постоянно был примером бесстрашия, мужества и геройства… С 22 июня 1941 года эскадрилья под его руководством имеет 78 боевых вылетов, 160 часов боевого налета…
Сам тов. Пресайзен водил в бой на бомбардирование свое подразделение на самые ответственные участки в районе Гродно, Вильно, Борисов, Плещаница.
27 июня 1941 г. при бомбардировке крупных скоплений танковых частей противника, прикрытых исключительно сильным огнем зенитной артиллерии и истребителями, он со своим экипажем был подбит и с горящим самолетом обрушился в гущу скопления танков.
По докладу исполняющих задание экипажей, Пресайзен погиб смертью героя. Достоин присвоения звания Герой Советского Союза.
Командир 128-го авиационного полка скоростных бомбардировщиков майор Чучев.
Начальник штаба полка капитан Дробышев».
«С представлением командира АП к правительственной награде согласен.
Командир 12-й авиадивизии полковник Аладинский.
За командующего ВВС Запфронта полковник…» ( подпись неразборчива).
Вместе с пилотом погибли механик военнтехник 2 ранга П.Ф. Акинин и стрелок-радист старшина А.В. Баранов. Перед тем, как направить горящий самолет на скопление бронетехники противника, командир крикнул им: «Прыгайте!». Такая договоренность с членами экипажа на случай загорания самолета в воздухе уже была. Но они, видимо, уже не смогли воспользоваться парашютами. И надо же такое совпадение – этот таран (действительный, а не мнимый!) Исаак Пресайзен совершил в том же районе недалеко от Радошковичей возле деревни Рогово, именно на шоссе, по которому двигались танковые и механизированные колонны гитлеровцев, в 6 километрах севернее места падения самолета Гастелло.
Прежде, чем было написано представление на Пресайзена к званию Героя, на следующий день после тарана к этому месту вылетел заместитель командира полка В.А.Сандалов, чтобы убедиться в реальности совершенного.
Убедился. Увидел на шоссе длинную черную полосу и груду растерзанной вражеской бронетехники. Движение противника на этом участке шоссе на какое-то время прекратилось. Сандалов сфотографировал увиденное. Снимок, как подтверждающий документ, был приложен к наградному представлению.
Казалось бы, подвиг столь доказателен, что уже никаких сомнений в нем быть не должно. Но Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Исааку Пресайзену звания «Герой Советского Союза» так и не появился.
А дальше произошло мерзкое: приказом по 128-му авиаполку № 22 за сентябрь 1942 г. Пресайзен был отнесен к числу… без вести пропавших. В то время это означало для семьи фронтовика подозрения властей (не сдался ли в плен?) и вместо пенсии и льгот какие-то жалкие крохи.
В январе 1942-го жена летчика Лидия получила от начальника штаба 128-го АП капитана Дробышева письмо. Того самого, чья подпись зафиксирована под представлением Пресайзена к званию Героя.
«Уважаемая товарищ Пресайзен!
До сих пор нам не верится, что мы навсегда потеряли Вашего мужа и нашего боевого товарища. Будем ждать победного конца войны, когда судьбы товарищей станут определенее. Но даже если и погиб товарищ Пресайзен, то он отдал жизнь очень дорого.
Желаем бодрости, веры в победу. Наше дело правое, победа будет за нами».
Лукавил начальник штаба. «Даже если и погиб…» Какие могут быть «если», когда он прекрасно знал, как было на самом деле! Но, видимо, воздавая должное герою-сослуживцу, хотел этим письмом хоть как-то успокоить свою совесть.
Что же касается совести тех, кто принял решение зачислить автора подвига в «без вести пропавшие», – тут можно быть категоричным: чего нет, того нет.
Так почему же произошла заведомая фальсификация?
Давайте вернемся к июлю 41-го.
Итак, преставление Пресайзена к званию «Герой Советского Союза» написано и подписано авиационными начальниками вплоть до командующего ВВС Западного фронта и, надо полагать, поступило в Москву. А тут – донесение об «огненном таране» капитана Гастелло, вечерняя сводка от 5 июля и через пять дней очерк о нем в «Правде»… Слава об объявленном на всю страну герое уже набирала обороты.
Таран самолетом наземной цели – случай незаурядный. В Главпуре, разумеется, понимали: для пропаганды возможности огромные. Национальный герой в первые же дни войны еще как нужен! Так кому же отдать предпочтение: Гастелло или Пресайзену? Доказательства тарана Гастелло – довольно хлипкие, Пресайзена – очевидные. Есть и убедительный аэрофотоснимок. Но еврейская фамилия, да еще имя Исаак – и в национальные герои? Такое в мозгах тех, кто решал этот вопрос, не укладывалось. А вот Николай Гастелло вполне для этого подходил: мать русская, отец белорус. Экипаж у него интернациональный – вот она дружба народов СССР на практике. К тому же летчик уже с заслугами: воевал на Халхин-Голе, в Финляндии. При налете «юнкерса» на аэродром сбил его с земли из пулемета. Словом, благодатный материал для последующего прославления. И решение было принято: в герои – Гастелло! А как быть с Пресайзеном? Да очень просто: зачислить его «в без вести пропавшие», чтобы не бросал тень на сына русского и белоруского народов. И начальство 128-го авиаполка взяло «под козырек».
Аэрофотоснимок последствий тарана Пресайзена был приложен к наградному листу на… Гастелло.
Так украли подвиг.
Конечно же, и Николай Гастелло, и Александр Маслов со своими экипажами достойны светлой памяти: отдали свои жизни за Родину. Но не надо лгать, приписывая им то, что они не совершили. Как сказал Александр Твардовский: «Одна неправда нам в убыток».
Два десятилетия о Пресайзене – глухое молчание. Но упрятать свершенное им навсегда идеологическим начальникам не удалось. Осенью 1959-го журналисты В.Гапонов и В.Липатов разыскали в Москве бывшего механика 128-го авиаполка Александра Николаевича Рыбакова, готовившего самолет Пресайзена к последнему вылету. Он рассказал, что о его таране знал весь полк. Исаак воевал с первых часов войны и считался одним из лучших летчиков полка.
Очерк «Подвиг» ни в одну из центральных газет не попал, был опубликован лишь в газете «Советское Подолье» на родине героя в г. Хмельницком. Авторы тогда не знали, что «огненный таран» капитана Гастелло – пропагандистский вымысел, и причислили Пресайзена к числу «гастелловцев». Но, тем не менее, эта публикация была прорывом в плотной завесе, закрывавшей подвиг. Живший в Хмельницком старший брат Исаака Моше (Михаил) переслал газету племяннику Дмитрию Пресайзену, тоже летчику, служившему в Амурской области.
Моше и Дмитрий разыскали нескольких ветеранов 128-го авиаполка. Среди них был и сделавший снимок последствий тарана Пресайзена В.Сандалов, теперь уже генерал-майор, Герой Советского Союза. В 1975-м он полностью подтвердил этот таран.
После запроса в Центральный архив Министерства обороны оттуда прислали копию наградного листа на заместителя командира эскадрильи И.З.Пресайзена. На документе отказа в присвоении звания Героя Советского Союза не было.
Куда только ни обращались, брат и сын Исаака, пытаясь добиться справедливости! Приходили вежливые отписки Истинная их причина объяснялась не только чиновным равнодушием. В стране, где антисемитизм стал неотъемлемой частью государственной политики, и речи не могло быть о присвоении летчику-еврею звания Героя.
Накануне отъезда на постоянное местожительство в Израиль в августе 1989-го Моше с документами, не оставляющими никаких сомнений в подвиге брата, обратился к народному депутату СССР по Хмельницкому избирательному округу, заместителю министра обороны генералу армии В.М.Шабанову: дайте, наконец, делу ход!
И только через 10 месяцев в райвоенкомате по этому поводу произошло «шевеление». На Пресайзена был заполнен наградной лист и отправлен в Москву. 23 октября 1991-го появился президентский указ, по которому он был посмертно награжден орденом Отечественной войны 1 степени. Эта награда стала уже дежурной: ее получали все бывшие фронтовики, имевшие ранения. Останься Пресайзен жив, получил бы этот орден по общему военкоматовскому списку.
Как идеологические начальники ни замалчивали его таран, о нем уже появились публикации – в журнале «История СССР» (Издание АН СССР № 3, 1960), в израильском журнале «Алеф» (август 1988) и в других изданиях. Но всюду значилось: Пресайзен повторил подвиг Гастелло.
Писатель Сергей Смирнов, широко известный популяризацией обороны Брестской крепости в 41-м, не остался безучастным, когда узнал о таране возле деревни Рогово. Но и он не смог «пробить» посмертное присвоение Пресайзену звания Героя. Однако настоял на установлении там мемориала с именами членов экипажа.
Власть и в России, и в Беларуси не торопится в этой истории поставить справедливую точку. В фундаментальном справочнике «Кто есть кто в российской авиации» (под редакцией А.Е.Мельникова 2003), хотя и говорится, что ни Гастелло, ни Маслов тараны не совершили, однако о Пресайзене – ни слова. Не упоминается он и в музее ВВС России в г. Монино.
И по сей день неподалеку от белорусского городка Радошковичи на месте падения самолета Александра Маслова высится помпезный памятник Николаю Гастелло, а наградной лист с представлением Исаака Пресайзена к званию Героя остается в архиве так и не реализованным.
Там, где история пишется по заказу, где правду делят на «выгодную» и «невыгодную», где заведомое чиновное вранье и подтасовки стали обычным явлением, манипуляции с мнимыми таранами Гастелло и Маслова и подлинным – Пресайзена уже не удивляют. Без фальши неправедная власть не может.
Появится ли имя Исаака Пресайзена, наконец, в когорте героев, уже признанное на государственном уровне? Верю: рано или поздно это свершится. Как бы ни распылялась тьма, света ей не победить.
Потому что всегда были честные и отважные. А иначе бы этот мир давно бы развалился.
