В Арт-центре «Квартира», что на улице Красная площадь, состоялся премьерный показ нового спектакля молодежного театра «ТАБУ», работающего под эгидой Еврейского Общинного Центра имени Розалинд Горвин. Спектакль был поставлен по мотивам повести-антиутопии «Говорит Москва», написанной писателем-диссидентом Юлием Даниэлем в конце 50-х годов прошлого столетия и опубликованной под псевдонимом Николай Аржак.
Наш корреспондент Валерия Шуер рассказала нам о премьере: «Название спектакля – «День открытых убийств» – отражает ключевой сюжетный момент в книге «Говорит Москва», повести о том, как Верховный Совет СССР однажды, а именно в 1960 году, объявляет своим указом один августовский воскресный день «Днем открытых убийств», в течение которого все граждане Советской державы получают право безнаказанно убивать всех кого угодно, за исключением, правда, детей до 16-ти, работников милиции и транспорта.
В центре повести – несколько рядовых граждан, давних приятелей и приятельниц, типичных представителей «состоявшейся интеллигенции» социалистического общества. Объявление Указа по радио открывает в них новые грани – кому-то втайне хочется убить ненавистного ему человека, кому-то – своего мужа, а еще кто-то – просто боится, что его лишат жизни просто так.
Главный же герой – Анатолий Николаевич (или просто Толик), от лица которого ведет рассказ автор – работает в редакции, пишет иногда стихи, а иногда и прозу, влюблен, и даже не безответно, в жену одного из своих друзей. Ему предстоит разочароваться во многих своих друзьях и предстоит возненавидеть свою любовницу, предложившую вместе расправиться с ее безропотным пожилым мужем. Анатолий Николаевич чуть было сам не сам не погиб, став в День открытых убийств жертвой нападения случайного прохожего. И хотя он утверждает, что был бы не прочь «дать по морде» тому, кто «изрядно попортил кровь» лично ему, и тому, кто «попортил кровь» народу, Анатолий Николаевич не пожелал воспользоваться возможностью безнаказанно быть и судьей, и палачом. Хотя он и знал о себе, что способен убить – ведь делать это ему довелось на фронте. Он, являясь, по сути, рядовым обывателем, неудавшимся писателем, любителем женщин и стихов, неожиданно предстает одним из немногих, кто сохранил свою порядочность и не позволил уничтожить себя – главным образом, духовно. В общем, персонаж Даниэля/Аржака идеально вписался в ряд воспеваемых театром «положительных героев» – личностей высокоморальных, стойких, противостоящих (пассивно или активно) толпе, власти, обстоятельствам, обществу и, даже шире, – реальности.
Сценарий, созданный бессменным художественным руководителем и режиссером театра Аллой Бураковской, практически не отходит от изначального текста, за исключением нескольких сцен-диалогов, которые, впрочем, у Даниэля играют немаловажную роль. Их отсутствие несколько смещает акценты, но зато более выпуклой, подчеркнутой, оказывается основная идея. К тому же не стоит забывать, что инсценировка прозаического, а не драматургического материала всегда требует текстуальных жертв.
В этот раз руководитель «ТАБУ» несколько отошла от используемого во многих постановка театра жанра театрального коллажа. «День открытых убийств» был создан не из нарезки нескольких литературных произведений, адаптированных для сцены и объединенных общей тематикой – в его основу было положено одно произведение, обрамлением которого стали театрализованные стихотворения. Благодаря этим поэтическим вставкам спектакль получил дополнительный эмоциональный фон, так как режиссером были выбраны достаточно острые социальные и психологические стихотворения – «Охота на волков» Владимира Высоцкого, «Еще раз о черте» и «Памяти Б. Г. Пастернака» Александра Галича. Последнее, написанное Галичем на смерть затравленного советской пропагандистской машиной Бориса Пастернака, соотнесено если не с антисоветской, разоблачительной тематикой повести «Говорит Москва», то с судьбой самого Юлия Даниэля, брошенного за свое творчество в советские лагеря.
Стоит упомянуть, что стихотворные вставки есть и в тексте Даниэля – каждому разделу его повести предшествует небольшой поэтический пролог. Ни одно из этих произведений в спектакль не вошло, однако, помимо стихов Высоцкого и Галича, в нем было стихотворение еще одного автора – самого Юлия Даниэля. Его знаменитые строки «Да будет ведомо всем, Кто я есть: Рост – 177; Вес – 66», звучащие подобно пулеметной очереди, стали кульминацией первой, вводной, мизансцены, основанной на реальных фактах биографии Юлия Даниэля – его травле в обществе, и на знаменитом процессе «Синявского-Даниэля». (Судебный процесс против Анатолия Синявского и Юлия Даниэля – литераторов, обвиненных в написании и передаче для напечатания за границей произведений, «порочащих советский государственный и общественный строй», к которым относилась, в том числе, повесть «Говорит Москва», – стал, наряду с вводом войск в Чехословакию, важнейшим событием, окончательно лишившим коммунистическую власть поддержки интеллигенции, даже той ее части, что была увлечена «оттепелью» и идеями «социализма с человеческим лицом», причем как в самом СССР, так и на Западе).
В новой постановке «ТАБУ» сцена суда была вполне ожидаемой, ибо этот элемент – несправедливый суд над главным героем, который вершат судьи, или критики, или толпа, или же все вместе – последние пару лет постоянно используется как один из ключевых сценических ходов во многих спектаклях «ТАБУ», в некотором смысле он уже стал традиционным для актеров и режиссера, а для постоянных зрителей – привычным. (Переклички между разными спектаклями были вполне очевидны – к примеру, строки из стихотворения Даниэля, которые были произнесены главным героем (Дмитрий Павлов) в ответ на обвинения «судей», явно ассоциировались со спектаклем «Любовь и смерть Владимира Маяковского», в котором Маяковский также своими стихами представился «залу суда», заявив: «Я – поэт! Этим и интересен, об этом и пишу»).
В тех эпизодах, когда на подмостках находился один лишь главный герой, читающий монологи (которыми насыщена и сама повесть «Говорит Москва» и сценарий спектакля), или же, когда главный герой и один из второстепенных персонажей вели диалог, актерам удавалось раскрыть характеры их персонажей (среди наиболее удавшихся эпизодов – болезненный разговор главного героя и его любовницы Зои (Анна Чехова). Но вот коллективные эпизоды (кстати, эти сцены были весьма отточенными, в сравнении с другими постановками «ТАБУ»), число которых было велико (это и коллективное обыгранное чтение стихотворений, и сцены «дружеских посиделок», и сцена суда над Даниэлем, и изображение массовых беспорядков на улицах Москвы) – резко меняли заявленные характеры и образы: сложилось впечатление, что ребята сознательно использовали одну интонацию, старались говорить в одном темпоритме, демонстративно уничтожая индивидуальность. Впрочем, возможно это был режиссерский прием – поставить в противовес одному яркому главному персонажу обезличенную толпу.
Что же касается группового чтения стихотворных вставок, то здесь был показан слаженный рисунок, где каждая строка становилось репликой. Интересным было использование ритмичного пощелкивания пальцами во время декламации галичевского «Еще раз о черте», а также интерпретация авторского рефрена «Аллилуйя» – его не просто произносила, а декламировала нараспев, «а капелла», новая участница «ТАБУ» Альбина Саид.
Особого внимания заслужил кульминационный эпизод спектакля – сцена борьбы Толика со случайным прохожим (Виталий Ульянченко), которую, пожалуй, трудно было бы изобразить на театральных подмостках, ибо слишком тяжело показать натуралистично настоящую яростную драку, которую описал Даниэль. Однако, на сцене «Квартиры» зрители не увидели между двумя актерами даже попыток ударить друг друга – они лишь прочитали авторские строки, лаконичные, вычищенные от лишних слов, напряженно-эмоциональные. Игра актеров была поддержана музыкальным и, в особенности, световым решением: зал окунулся в полную темноту, а на фигурах актеров быстро мелькали цветные отблески софитов, что придало сцене динамичности и давало «имя действию».
Стоит отметить, что в спектакле практически отсутствовали декорации, а из предметов антуража задействованы были лишь необходимые элементы – советский радиоприемник, с пожелтевшей от времени пластиковой панелью, прикрепленный к стене, из динамиков которого диктор объявил о «Дне открытых убийств», и плакат к этому дню, который по сценарию нарисовал приятель главного героя, изобразив на нем искалеченный труп. Возможно, несколько ощущалось отсутствие реквизита в сценах «дружеских посиделок» – ни еды, ни даже бутылок, которые в обилии присутствуют в тексте Даниэля и которые всегда являлись непременным атрибутом жизни «состоявшейся интеллигенции». Но зато предостаточно было типичных слов и выражений, характерных для советской действительности 60-х годов прошлого века – и, может быть, это и было основной декорацией спектакля.
В общем, спектакль «День открытых убийств» получился тщательно отрепетированным (что не удивительно, ведь готовили его около четырех месяцев, тогда как некоторые спектакли «ТАБУ» делает за два), вдумчивые размышления главного героя прерывали динамичные, порой суетные сцены, но, на мой субъективный взгляд, как-то не хватило пауз, раскрывающих ритм и обосновывающих смену настроения. Правда, премьерными считают первые три показа, так что, возможно, на следующих двух появятся незаменимые, пусть иногда откровенно театральные паузы, и от того ярче прорисуются характеры. И особенно хотелось, чтобы появившаяся чуть ли не на последней минуте героиня Дианы Васильковской – Светлана, к которой главный герой стремительно проникся глубокой симпатией, ибо она была «не такой, как все остальные», еще ярче, сильнее выделилась на фоне завершающей мизансцены.
Для справки: «Состоявшаяся интеллигенция» — термин введенный Линор Горалик. Наиболее ярко суть его раскрыта в замечательной новелле
«Лiтають».
